Палеолит Приильменья… (страница 3)

Значительно шире и полнее, чем собирательство на поселениях эпохи верхнего палеолита, отражена основная и главная отрасль добывания средств к жизни — охота на диких крупных и мелких живот­ных. Остатки охотничьей деятельности, обильно представленные почти на всех поселениях с удовлет­ворительной сохранностью культурного слоя, позво­ляют заключить, что она предоставляла людям не только разнообразные продукты питания и меха для одежды, обуви и головных уборов, но и для укрытия от холода внутри ветхих жилищ в условиях суровых зим. Шкуры и кожи животных широко применялись в хозяйстве и в быту, рога оленей и бивни мамонта — как строительный материал, не поддающийся • гниению.

В конструкциях оснований и стен костно-земляных жилищ использовались все кости скелета мамонта: черепа, нижние челюсти, трубчатые кости, ребра, лопатки, тазовые кости иногда в целом виде, но чаще в виде половинок, отдельные позвонки, по-видимому, нередко применялись в качестве муфт и для придания устойчивости другим костям внутри земляных стен. Кости вкапывались, устанавливались в ряд и укладывались поленницами в качестве кар­каса земляных стен и фундаментов, по-видимому, невысоких земляных жилищ типа яранг.

На лопатках сбивались гребни, на бедренных костях у головок иногда про­бивались отверстия до 10 см в диаметре. Трубчатые кости, лопатки и осколки костей вкапывались и вби­вались в землю как внутри жилищ, обычно около оча­гов, так и на поселениях. Очень часто кости живот­ных служили для укрепления земляных завалинок. Лопатки животных обычно встречались у входов многих землянок в Костенках, они могли служить и для оформления узкого лаза или для его закрытия. Кровля над землянками и большими ямами-кладовы­ми сооружалась высотою около 1 м с деревянным кар­касом, по-видимому, сплошь выстилавшимся костями; в процессе разрушения сооружений эти землянки и ямы обычно доверху наполнялись костями вместе с землей. Наблюдались факты ремонта земляной кров­ли крупных ям-кладовых.

Строительное дело позднепалеолитического вре­мени, свидетельства которого сохранились до наших дней с такими существенными подробностями, являлось очень важной отраслью экономики Русской равнины к концу палеолита. И с возникновением общественного разделения труда на  основе этого огромного и столь древнего опыта человечества развилось и строительство укрепленных поселений-городищ и градостроительное дело Великой Скифии.

Важное значение для пращуров россиян имело постоянное использование огня, без которого, как и без жилища и орудий труда, развитие домохозяйств было бы невозможно. Об использовании огня как вспомогательного сред­ства облавной охоты на животных в эпоху верхнего палеолита, свидетельствуют находки-следы на Дону и на Днес­тре. Самым же важным применением огня в жизне­деятельности  людей следует считать широкое исполь­зование его для приготовления пищи, отепления и освещения жилищ.

Палеолитические поселения Русской равнины выступают в качестве основных хозяйст­венных центров, в которых осуществлялась достаточ­но сложная, многогранная домохозяйственная деятельность первобытных коллективов, обеспечив­шая в эпоху расцвета позднего палеолита необычно высокий уровень развития их культуры.

Трудоемкие и мно­гочисленные виды и отрасли палеолитической экономики России  совершались на основе естественного разделения труда по полу и возрасту. Для палеолита пока нет данных о существовании сколько-нибудь развитых форм общественного разделения труда (одни поселения – охотились, другие – собирали, третьи – строили жилища и делали орудия труда). Допускаются спорадические формы обмена, то они еще не касались существенных сторон жизнедеятельности людей.

Существование активного обмена сказалось бы на соста­ве каменного и костяного инвентаря и на других из­делиях, имеющих в каждом регионе России строго определенные традиционные формы и ни в каком отношении не выходящие за рам­ки традиций определенных археологических культур.

Понятия «тип жилого комплекса» и археологическая культура» не совпадают. Куль­турное своеобразие группы памятников, выражающее традиции, складывающиеся в конкретных коллекти­вах под влиянием определенных исторических усло­вий, с наибольшей полнотой прослеживается на ос­нове анализа кремневого и костяного инвентаря. При этом памятники одной культуры могут представлять собой поселения с различными типами жилых ком­плексов, а памятники разных культур — один тип жилого комплекса. Эти различия доходят до нашего времени, нередко путают карты археологам.

В настоящее время на северо-западе Русской рав­нины (включая Северо-Запад России) известен ряд памятников, относимых исследователями к концу позднеледниковья, к заключительной поре позднего палеолита. Однако их стратиграфия не является достаточно определенной, не исключен поэ­тому и более молодой (голоценовый) возраст некото­рых из  стоянок. Их  культурные  слои обычно залегают на террасах и песчаных дюнах, что препят­ствовало хорошей сохранности этих слоев,  зачастую способствовало   смешению   материала.   Во   многих случаях  культурные  слои   отсутствуют,   материалы собирались  на поверхности. Отсутствие  следов дол­говременных жилищ или хозяйственных сооружений(там, где культурный слой более или менее сохранился), отсутствие мощных  скоплений культурных остатков, часто небольшие площади стоянок позволяют интерпретировать их как  остатки  кратковременных стойбищ бродячих охотников. На территории Прибалти­ки исследователи выделяют две  культурные тради­ции: аренсбургскую и свидерскую. Основные памятники выявлены в округе Литвы и Белоруссии.

Техника первичного раскалывания  отличается разнообразием  форм нуклеусов (исходных кусков камня): наряду с типично призматическими имеются    конические,    а    также ладьевидные и дисковидные. Ладьевидные тяготеют к формам  будущих ладьевидных топоров, которыми увлеклись жители Восточной Прибалтики вплоть до низовий Оки несколько тысяч лет назад. Пластины  литовские отличаются меньшей стандартизацией, чем в свидерских памят­никах. Большое число орудий изготовлено на отще­пах. Среди скребков много коротких и укороченных, в том числе  округлых и   полуокруглых   .

Эти культуро-различающие черты индустрии допол­няются признаками более или менее характерными и для свидерских стоянок. Так, во всех памятниках Северо-Запада обращает на себя внимание микролитизация инвентаря, микро-скребки, микрорезцы (1—1,5 см длиной здесь не редкость; а вот орудия длиной 3—4 см выглядят на общем фоне уже крупными). По количеству стоянок, размеру собранных коллек­ций, в том числе по количеству орудий и нуклеусов, прибалтийские памятники свидерской культуры представительнее. Здесь есть стоянки, давшие свыше 100—150 экз. орудий. 

Основной отличительной чертой свидерских стоянок считаются наконечники свидерского типа, изготов­ленные на узких пластинках, со слабо выраженным черешком, полученным дорсальной крутой ретушью и вентральной плоской ретушью на обоих концах. Восточнее Прибалтики, на территории северо-за­падной Белоруссии, в настоящее время также из­вестны памятники, отнесенные к финальной поре позднего палеолита (Гурина Н. Н., 1965, с. 146— 155). Часть их имеет свидерский характер - у озера  Свитязь, на Немане.

Белый, синий, красный…

Для палеолита России 20 – 30 тысяч лет назад характерно использование разной краски. Например, красная краска россыпью, т. е. в виде порошка, зафиксирована в культурном слое мустьерского поселения Носове 1 в Приазовье, округе будущего античного Боспорского царства (Праслов Н. Д., 1972).

Особенно широкое использование красок отмечает­ся в эпоху позднего палеолита. На местах поселений (как помним, палеолитические Костенки на Дону достигали площади 90 га) образовались мощные линзы интенсивно окрашенной породы. Повышенная концентрация краски часто отмечается около остатков очагов, в которых пережигались железистые конкреции именно для по­лучения краски.

Ранее полагали, что первобытные люди использовали находки естественной краски. Не было анализов даже для пещерной живописи Франции. Лишь недавно группой специалистов были произведе­ны тщательные химические и рентгеноструктурные анализы красок, найденных в пещере Ляско, проделаны эксперименты (Leroi-Gourhan Arl., Allain J., 1979). Результаты исследований показали, что первобытные люди использовали не только естествен­ные красители, которые находили в окрестностях, но и научились добывать их сложным путем.

Наиболее часто в позднепалеолитических памятни­ках Восточной Европы встречаются краски темно-вишневого цвета. Как правило, в этих же памятниках находят и обломки железистых конкреций. На неко­торых кусочках можно увидеть следы соскабливания красящего вещества. При раскопках верхнего куль­турного слоя Костенок П. П. Ефименко обратил внимание на то, что обломки желе­зистых конкреций сосредоточены около очагов, и вы­сказал предположение, что обитатели стоянки получа­ли краску путем обжига железистых соединений (Ефименко П. П., 1953). Поставленные в последние годы эксперименты полностью подтвердили это пред­положение. Кстати, подтвердилось и существование керамики уже в палеолите.

В окрестностях Костенок, да и вообще на Русской равнине, в песках меловой эпохи встречается много железистых конкреций типа сферосидерита, т. е. округлых конкреций с лучистым строением, и лимонита. Они найдены на многих палеолитических стоянках. Подобные конкреции археологи помещали в костер, и уже через полчаса наиболее рыхлые ржавые участ­ки становились темно-вишневыми, и можно было соскабливать красную пудру. Длительный обжиг давал еще больший эффект. Через 6—10 часов почти вся конкреция становилась темно-вишневой, и ее можно было растолочь до порошковидного состояния. Прав­да, некоторые участки конкреций становились еще более прочными и имели металлический оттенок. Очевидно, часть железа, особенно на поверхностных участках, переходила в окисное состояние, а в глуби­не сохранялась более чистой. При особой мощности очагов люди палеолита явно сталкивались и с металлами (например, метеоритным железом), но пока не находили им применения.

Процесс перехода окиси железа из одного состоя­ния в другое является очень сложным и дает много форм, которые находят отражение в спектре рыхлых красителей. Из подобных конкреций археологи получали не только красную, но и охристых тонов пудру. Гидроокислы железа типа гётита дают, как правило, настоящую охру. Гематит и маг­нетит обеспечивают темно-красные тона. Большое значение для цвета имеет также участие окислов алюминияи каолинита.

Проблема получения темно-вишневой краски палеолитическими людьми решена экспери­ментально наукой очень надежно. Краску более светлых и алых тонов первобытные люди, по-видимому, добыва­ли из плиоценовых и более древних пород выветрива­ния. Основу красящего вещества и в этой краске со­ставляют окислы железа при большом влиянии гидро­окислов алюминия. Тонкие глинистые частицы пол­ностью прокрашены, и вся масса в целом имеет плот­ный густой красный цвет..

Сложнее обстоит дело с анализом черной краски (один из основных народов Скифии затем, как указывал еще Геродот, назывался меланхлены – смоляне), встречающейся в наскальных росписях и на некото­рых костяных предметах. Ее могли получать из древесного и костного угля. Но на многих предметах в Костенках на Дону и в Межиричах в бассейне Днепра черная краска имеет вороненый оттенок металла. Уголь не дает такого оттенка. Судя по ана­лизам из пещеры Ляско, такая краска получалась из двуокиси марганца. В Ляско найдено более сотни кусочков окиси марганца, использовавшихся для на­несения черных рисунков.

Вероятно, и в Восточ­ной Европе для получения черной краски наряду с углем использовалась также двуокись марганца. Данные спектральных анализов, выполненных еще в ла­боратории ЛОИА АН СССР В. А. Галибиным, указали на неоднородность черных красителей. Один из образцов черного цвета, отобранный из культурного слоя стоянки Межиричи (материалы Н. Л. Корниец), показал в своем составе до 30% двуокиси марганца.

Результаты качественных спектральных анализов и изучение внешнего вида, структуры и магнитности образцов красок из костенковских стоянок, Авдеева и Межиричей показали следующие результаты: Жел­тые красители типа «охры настоящей» представляют собой лимониты (собирательные минералы с гидроокисью железа). Экспериментальный обжиг кусочков лимонита из песков округи Костенок пока­зал, что при нагревании их образуется ярко-вишне­вый краситель с сильно магнитными свойствами (маг­нетит) . Бурые, красные и темно-вишневые красители представляют собой окислы железа в виде гематита. Более светлые по тону образцы имеют примесь крем­незема или глинистых частиц. Один образец из Косте­нок  показал около 30% двуокиси марганца. Все красители содержат в большей или меньшей степени кремнезем и глинистые частицы. Огонь очагов тысячи лет давал домохозяевам возможность эксперимента.

Анализы   красок   из   верхнего   культурного   слоя Костенок , растертые в ступке и нанесенные тонким слоем на бумагу, показали результаты, аналогичные результатам анализов по кусочкам. Желтые тона по­лучались из охристого лимонита, а ярко-красные и темно-вишневые красители добывались из гема­тита.

Данные анализы, к сожалению, фиксируют только кристаллические компоненты мине­ралов (аморфные компоненты рентгеноструктурным анализом не обнаруживаются) и касаются только основных составляющих минеральной смеси, посколь­ку минералы в концентрациях менее 5—10% обычно не фиксируются.

В процессе раскопок одного из жилищ Костенок обнаруже­но несколько ямочек разной формы, в которых храни­лись различные краски: темно-вишневая, алая, охра настоящая и белая. В одной из ямочек было встрече­но даже более 3 кг чистой красной глинистой краски. На палеолитической стоянке Боршево  в верхнем культурном слое П. П. Ефименко еще в 1923 г. найдена одна из створок раковины моллюска, наполненная ярко-красной краской, которая была «предварительно растерта и с чем-то смешана (Ефименко П. Д., 1953, с. 299). Это более 20 тысяч лет назад.

Интересная находка сделана в 1976 г. при раскоп­ках Гмелинской стоянки в Костенках. В культурном слое в чистом суглинке было обнаружено ребро ма­монта, окрашенное в красный и черный цвета. Крас­ка сохранилась пятнами, причем можно предполо­жить, что она стерта на том участке, за который это ребро удобно держать в руке. В некоторых местах можно проследить, как красная краска перекрывает черную.   Доказывается, что это ребро представляло собой ударник, наподобие роговых и костяных колотушек, употреблявшихся в Мезине в качестве му­зыкальных инструментов  (Бибиков С. Н., 1981).

Черную краску на костяных предметах часто не­возможно отличить   от   естественного   окрашивания солями марганца в процессе почвообразования, по­этому до сих пор в памятниках палеолита Русской равнины она   не    выделялась.    Перекрытие черной краски слоем красной краски на ребре в Костенках  указывает с полной достоверностью па использова­ние палеолитическими людьми именно черной краски. Например, черная краска  имеется на некоторых женских статуэтках в Костенках.  Черной краской проведены две полосы по краям  внутренней стороны «диадемы жрицы» из Костенок . В целом первобытные пращуры россиян использо­вали широкий спектр красителей, по крайней мере, четыре основных цвета: белый, охристый, красный и черный. Особенно богатой гаммой была представлена красная краска. Применения голубой или синей (посинеть – умереть) пока не зафиксировано, при всей современной значимости «голубых кровей».

Памятники Костенок 32 тыс. лет назад дают древнейшие позднепалеолитические образцы изоб­разительной деятельности на Русской равнине. Штрихи на камнях и костях, украшения в виде подвесок из просвер­ленных зубов песца, белемнитов, раковин и неболь­ших галечек (Борисковский П. И., 1963).  Штриховка на меловой корке позволяет допустить наличие в это время и более сложных гравюр, возможно, на истлевших органических мате­риалах.

Затем найдены орнамен­тированные поделки, сюжетные и знаковые изобра­жения, выполненные из кости или бивня. Наиболее богатый набор подобных изделий обнаружен во втором культурном слое Костенок (абс. возраст 26— 28 тыс. лет назад; ныне до 45 тыс. лет назад) и в Сунгире (абс. возраст 24— 25 тыс. лет назад). В единичных экземплярах они встречаются и в некоторых других памятниках этого периода.

Орнаментальные мотивы, встреченные на разно-культурных стоянках ранней поры позднего палео­лита, уже достаточно сложны и разнообразны. Гео­метрический орнамент включает такие элементы, как ряды коротких насечек (фибула с зооморфным на-вершием, рукоять лопаточки городцовского типа, стержень из тонкой трубчатой кости ), прямые параллельные нарезки (медальон из бивня мамонта, обломок лощила ), косые па­раллельные нарезки, «елочка» (обломки поделок из стенок трубчатых костей или ребер). Орнамент хорошо сочетается с формой вещей, будь то фибула, рукоять лопаточки или же фрагмент лощила; уже имеются преднамерен­но выделенные орнаментальные зоны, сочетающие­ся друг с другом, или разделенные неорнаментиро­ванными участками.

Ямочным орнаментом в виде расходящихся радиальных линий украшен диск из бивня мамонта, найденный на сто­янке Сунгирь (Бадер О. Н., 1978, с. 170-171), и фи­гурка лошадки, найденная на той же стоянке (в по­следнем случае ряды ямок следуют контуру фигур­ки). Резной геометрический и ямочный орнаменты сохраняются и развиваются в последую­щую пору расцвета позднепалеолитических культур Русской равнины (раннеосташковское время), а затем ямочно-гребенчатая керамика украшает северный неолит.

Сюжетные (не статичные) изображения ранней поры позднего па­леолита Восточной Европы передают исключительно  образ зверя. На Костенках— это изобра­жение головы хищника, украшающее навершие фибулы-застежки. На Сунгире — плоские костяные фи­гурки лошади, мамонта  и, возможно, бизона (?). Все  зооморфные изображения стилизованы, условны. Для передачи образа мастеру было достаточно изображения общего контура или даже одной только головы зверя. В этом отношении еще ярче выступают знаковые, «символи­ческие» изображения того же периода, смысл которых для нас уже утрачен.

Такова, например, крестообразная поделка из Костенок ,  если признать ее законченной вещью. На Русской равнине уже в раннюю пору позднего палеолита знаковые символиче­ские изображения сосуществуют с сюжетными, реа­листическими, причем последние пока еще весьма условны, схематичны. Невозможно поэтому полагать, что зна­ковые изображения появляются после реалистических, свидетельствуют о более высоком уровне развития абстрактного мышления и т. д. Разнообразие знаков-символов могло развиваться и параллельно, что – правда – имеет разные трактовки у разных палеолитологов.

На разнокультурных стоянках Русской равнины весь­ма различны как орнаментальные мотивы, так и зоо­морфные изображения. Такая же разница прослежи­вается и в украшениях. От «челночных бусин», пло­ских фигурных подвесок из бивня, пирамидальной подвески, найденных в одних слоях Костенок  - отличают­ся подвески из клыков песца, белемнитов и камня, найденные в других слоях. Иные по форме украшения найдены в Сунгире ( между Москвой и Владимиром: находки во Владимирском музее).

Здесь бусы подразделяются на два основных типа: с отверстием в центре (имеется ряд под­типов; и с отверстием на конце (Бадер О. Н., 1978, рис. 113, 1—17). Известны пронизки из тонких косточек. Среди подвесок встречены подтреугольные, вырезанные из кости, подвески из зубов животных, 20 экз. каменных подвесок из небольших речных га­лек, раковины с пробитыми отверстиями. Ни в одном из инокультурных памятников ранней поры позднего палеолита не находят себе аналогий браслеты и пер­стни из бивня мамонта, найденные в сунгирьских погребениях. И это 25 тысяч лет назад в самом центре России.

Имеющихся в настоящее время материалов по искусству ранней поры поздне­го палеолита Восточной Европы, представляющих со­бой достаточно сложные, развитые образы, правда, пока недостаточно для успешного решения проблемы происхождения российского позднепалеолитического искусства. Подход к проблеме невозможен без привлече­ния данных по всему искусству эпохи палеолита. Вместе с тем развитость «знаковой» формы изобра­зительной деятельности «россиян» этого периода лиш­ний раз убеждает в том, что корни искусства и шире — корни эстетических представлений следует искать по крайней мере на памятниках более древ­ней эпохи.

Высший этап развития позднепалеолитической культуры на Русской равнине дает немало пищи историкам экономики, педагогики и других наук. В этот период около 20 – 25 тыс. лет назад не только заметно возрастает общее количество произведений «мобильного искус­ства». Главное, в нем появляются новые черты: ус­ложняется  орнамент,  изменяется  стиль   сюжетных зооморфных изображений, возникает новый сюжет — антропоморфные   изображения,   наконец,   заметное разнообразие   условных   «знаковых»   изображений,; представленных уже не только фигурками, но даже  гравюрой.

Многочисленные орнаментированные поделки — как украшения, так и орудия труда, встреченные в памятниках виллендорфско-костенковской и мезинской культур, представляют собой высокосовершен­ные образцы палеолитического искусства. Таковы костяные браслеты из Мезинской стоянки и из верхнего слоя Костенок , украшенные «елочкой» и меандром , изящные фибулы типа «верблюжья ножка», лопаточки, украшенные по краям «крестиками», треугольниками или насечками, с рукоятями, выре­занными в виде головок, в которых можно усмотреть сильно стилизованные антропоморфные и зооморф­ные изображения . Есть мотыги из бивня мамонта, рукояточные части которых орнаментирова­ны елочкой, сеткой или рядами параллельных линий, и другие интересные изделия.

Правда, такой сложный геометрический узор, как меандр (через 20 тыс. лет он будет любимым у греков-эллинов), на Русской равнине пока широко известен только на Мезинской стоянке (подобные в сибирской Мальте вызывают споры). Деснинские памятники, культур­ная принадлежность которых пока окончательно не определена, обнаруживают другие элементы орнамен­та: косая клетка, цепочка ромбов, вытянутые тре­угольники. Ямочный  орнамент, отчасти сближаемый с Сунгирь, известен на немногочисленных обломках поделок из Ко­стенок.

Среди сюжетных изображений заметны не­большие стилизованные схематические фигурки из мергеля, изображающие, как правило, мамонта, реже — носорога. Наряду с ними в верхнем слое Костенок найдены достаточно реалистические изображения голов пещер­ного льва,  медведя и волка (эти тотемы через десятки тысячелетий перейдут в символы народов и государств; медведи остались не только в эпосе славян, но – к примеру – и на новгородском гербе). Имеются и гравированные изображе­ния животных на бивне мамонта - изображен какой-то рогатый зверь, возможно, олень или козел.

Страница: 1, 2,, 3, 4, 5