В архиве хранятся отдельные записи плачей 1962 - 1964 годов, которые производились в разных районах Новгородской области студентом института А.Г.Васильевым, они сопровождены портретами исполнительниц. Тексты эти уникальны, в них отчетливо прослеживается традиция. Они сопровождены портретными характеристиками плакальщиц. Среди них есть совершенно редкий мужской плач мужа по жене, записанный в феврале 1964 года в деревне Михалево Демянского района. Исполнитель его Афанасьев Василий Афанасьевич, которому на момент записи было почти 100 лет, но чувствовал он себя бодро. Летом 1963 и 1964 г.г. он еще работал на заготовке сена да так хорошо, что был награжден за работу ценным подарком. На разговоры этот седой и хмурый старик был довольно скуп, но память у него хорошая, он знал много народных поверий, сказок, поговорок, заговоров и причитаний. Вот его плач по жене Василисе Федоровне:
Подойду к тебе, жена моя боярыня,
И слуга ты моя верная.
С кем же ты меня оставила и покинула
При моей старости и при древности,
И как ты мне велишь жить без тебя,
Моя любимая Василистушка.
И сколько мы с тобой вырастили милых детушек.
А остался я теперь один-одинешенек.
Я попрошу тебя, моя жена-боярыня,
Не оставить здесь меня одного мыкать горюшко.
А возьми-то меня к себе под правое крылышко.
Ты, наверно, на меня рассердилась и разобиделась,
Не хочешь раскрыть очи свои ясные
И уста свои сахарные,
Сказать мне хоть одно последнее словечушко.
Прожили мы век с тобой: не ругалися, не бранилися,
А сколько мы перенесли с тобой бед и неприятностей.
Порастеряли мы своих милых детушек:
Не засыпали мы их сырой землей,
Не провожали их в тот последний путь.
Проводила их пуля злющая,
Засыпала земля, кровью облитая.
Приду я в свое теплое гнездышко,
Посмотрю по всем четырем угольникам,
Не видать и не слыхать тебя, моя слуга верная,
Так и буду доживать я один-одинешенек
Свои последние часы-минуточки.
Бытование фольклорного жанра в значительной мере определялось семейной традицией. Талантливой вопленицей была дочь Василия Афанасьевича Тихонова Марина Васильевна, переехавшая в поселок Чудово. Мастерство плакальщицы она переняла от матери Василисы Федоровны. В архиве хранятся записанные от нее плачи - по матери и по сыну.
Ты приятненькая моя матушка,
И ты не в порушку-то и не во-времечко
Ты побросала-то своих детушек
И они маленьки, и они глупеньки
И все вьются обвиваются
Своей-то родной матушкой.
Она не в порушку-ти , не во-времечко
А во матушку-то во сыру землю.
Как остались-то мы сиротиночки,
Как приплывные-то холодинки.
Теперь обидеть-то нас есть кому,
А приголубить-то нас некому.
И нет своей-то родной матушки.
Да ждала-то я сиротинушка
И по утру тебя ранешенько,
И по вечеру-то я тебя позднешенько,
И приятненькая-то моя матушка.
Не с кем подумать-то мне думу крепкую,
Приговорить-то словечко ласковое.
И нет то родненькой моей матушки.
И как пойду-то я бедна сиротинушка
И во теплое-то свое гнездышко.
Не с кем подумать-то мне думу крепкую,
Приговорить-то мне словечко ласково.
Теперь обидеть меня есть кому,
А приголубить-то меня некому.
В 1953 году Шурик, младший сын Марины Васильевны, пошел в лес по ягоды и подорвался на мине, которая осталась неразорвавшейся с военного времени. Марина Васильевна в это время была на уборке в поле и слышала сильный взрыв. Через час в поле прибежал ее старший сын Алексей и сообщил о тяжелом горе, постигшем их семью.
Пойду я к тебе, мое милое дитятко,
Побужу тебя ото сна крепкого.
Куда ты собрался, мой дорогой сынок,
На какое гулянье, на весельице,
Во какую ты путь во дороженьку?
С кем ты оставил свою родную матушку?
Как я растила тебя, мое милое дитятко
Без твоего родного батюшки.
Не просыпала я темны ноченьки
Не искала я легкой работушки,
Только бы поднять тебя на быстрые ноженьки.
Я думала, что ты утешишь меня
При моей старости и при древности
Теперь потерялась моя надежа крепкая.
Куда приклоню свою буйную головушку?
Кто утешит меня словечком ласковым?
Кто закроет мои очи ясные
И сложит на груди белы ручушки?
Кто засыплет меня мать-сырой землей?
Остаюсь я опять одна одинешенька.
Не получу я от тебя никогда
Ни письмеца, ни весточки.
И засохну я сиротинушка,
Как во поле былиночка
Без тебя мое милое сердечно дитятко.
В ноябре 1963 года в деревне Верховье Новгородского района была записана талантливая исполнительница плачей Терешина Прасковья Терентьевна, родившаяся в 1912 году. В семье было 11 детей . Жилось им очень трудно, так как рано лишились отца. На всю жизнь запомнила Прасковья Терентьевна причеты матери по отцу и по четверым сыновьям, двое из которых погибли в первую мировую войну в 1914 году, а двое других в гражданскую. Судьба ее была нелегкой, она потеряла мать, мужа и сына.
ПЛАЧ ПО МАТЕРИ
Пойду к тебе раскровиночка,
Родная матушка,
Побужу я тебя ото сна -то крепкого.
Ты, наверно, на меня, горькую сиротушку
Рассердилась и разобиделась,
Что не караулила я ту темную ноченьку,
Когда ты улетела от меня,
От горькой сиротушки.
Теперь я осталась одна
Горькая сиротушка.
Не с кем мне размыкать тоску-кручинушку
Пойду я горькая сиротушка
Во чистое свое полюшко,
Приклонюсь я к кудрявой белой березыньке
И расскажу ей все злодей-горе великое.
Ты скажи мне моя родненькая маменька,
Как мне теперь жить без тебя горькой сиротинушке
Никто не будет провожать меня
Со тяжелой со работушки,
Никто не будет провожать меня
На веселое гуляньице.
Никогда я не увижу лица твоего белого
Не услышу словечка твоего ласкового.
ПЛАЧ ПО МУЖУ
Подхожу я бедна сиротинушка
На высоко, гладко кладбище,
И на твою-то круту могилушку.
Ты раздайся-ка сыра земля,
И расколись-ка ты гробова доска.
И откройтесь-ка очи ясные,
Проговорите-ка уста сахарные
И со мной бедной сиротинушкой.
И ждала-то я сиротиночка
И по утру-то я тебя ранешенько,
И по вечеру-то я тебя позднешенько.
И я не думала-то, не чаяла
И твое скорой-то смередушки.
У нас отпущено-то и провожено
И во дальнюю-то путь дороженьку
И нет письма-то, белой грамоты.
И как нам стошнется, и как нас сдумается
И ты, удаленька моя головушка!
И как приду-то я бедна сиротинушка
Со тяжеленькой-то я работушки.
Не с кем подумать-то мне думу крепкую,
Проговорить мне словечко ласково...
Нет удаленьй моей головушки
Я не думала-то и не чаяла
И твоей скоренькой смередушки,
И ты удаленька моя голловушка.
И ты лежишь-то голубок беленький
И ты во матушке-то во сырой земле.
Как осталася я, сиротинушка
И одна-то я одинешенька.
И работушка-то, вся заботушка
Со своими-то малыми детушками,
Ты удаленька моя головушка.
ПЛАЧ ПО СЫНУ
Ты любименький мой, сыночек родименький,
И погубили-то тебя, добрый молодец
И погубили-то не спросилися
Да материнского согласия.
И ты любименький, сыночек родненький,
Ты погас, как ярка звездочка
И осталась-то я сиротинушка
И без любимого сыночка родного
И как то будет мне сиротинушке
И перенести-то тоску кручинушку
И пойду-то я сиротиночка
И во теплое-то свое гнездышко,
Тебе немножечко, тебе маленечко
И погостить-то тебе в дорогих гостях,
И во теплом то тебе гнездышке
Ты любименький сыночек родненький,
И понесут-то тебя, добрый молодец,
И по широкой-то все гладкой улочке
И улетел ты теперь, добрый молодец
Улетел ты от меня кукушечкой
И ты во дальнюю-то путь дороженьку
И она, дальняя-то неизвестная,
И ты любименький, сыночек родненький
И как приду-то я все сиротинушка
И все с тяжеленькой-то я работушки,
И больше не увижу я, сиротинушка,
Своего сыночка родного
И улетел-то всеприятненький
И во дальнюю-то путь дороженьку
И она дальняя-то неизвестная
Я не думала-то и не чаяла
О твое скорой-то смертушки
И провожу-то я бедна сиротинушка
Во последний, во далекий путь
Ты погасла, моя ярка звездочка,
Ты погасла, не зажжется вновь.
Для того, чтобы понять и почувствовать, что такое плач, его надо не только прочитать, но и услышать. При всей традиционности формы, плачи разнообразны. Они отличаются не только своеобразием местной традиции исполнения, но и особенностями индивидуальной манеры плакальщицы.