Однажды кесарь Октавиан послал своих слуг с качалкой звать к себе жену консула Аполофана для любовных упражнений. Однако консул Аполофан в одежде жены своей сам сел в качалку, а посланные слуги не заметили подмены. Когда они принесли качалку кесарю, то последний сам вышел навстречу. Каково же было его удивление, когда вместо ожидаемой красавицы из качалки вышел ее муж с кинжалом в руке. Угрожая кесарю кинжалом, он принудил его поклясться, что кесарь никогда впредь не учинит ему никакой обиды. И, действительно, кесарь исполнил свою клятву. Сам ничего Аполофану не сделал, но завещал месть свою пасынку своему кесарю Тиберию. Последний сперва убил сына Аполофанова, а потом приказал убить и консула. Для этого он сперва заключил его в темницу, из которой тот, благодаря друзьям своим, бежал и уплыл морем на корабле в город Афины. Там он поселился у сына друга своего, по имени Дионисий, прозванного из-за его великой не по летам мудрости Ареопагитом.
Как-то раз Дионисий и Аполофан остановились близ храма неведомого Бога. Аполофан прочитал надпись над входом в храм и спросил у Дионисия, кто такой этот неведомый Бог. Дионисий отвечал ему: «Еще тот между богами не явился, но в свое время придет. Он ведь есть Бог, так как царствовать будет на небе и на земле, и царствию его не будет конца». И еще добавил о нем вот что: «Сократ так сказал о нем: «Заклинается небо, великого Бога дело, мудрое заклинается гласом отчим, так как Отец возвещал прежде сам единородному своему родному Сыну, когда создавал весь мир». В другом месте Сократ так говорит: «Бога невозможно ни понять, ни сказать о нем невозможно, имеет же он три ипостаси, несказанен, существо же его и естество не имеют воплощенного подобия».
Великий мудрец Платон поведал о нем: «Бог — благ, отвечает за благих, а за злых — никогда!». Фукидид сказал: «Один это три, а три — один; бесплотная образная есть Троица: где Бог, там есть Слово и Дух с ним». А «Стихихорь» сказал: «Почтим Мариам, хорошо скрывшую таинство века, ведь от нее будет рожден Бог». Аристотель изрек: «Неусыпно естество Божие, существо, не имеющее начала, от которого все крепкое осуществится Словом». Сивиллы наши об этом Боге так говорили.
П е р с и к а: «Сокрушен будет Сатана, так как исполнится Слово неведомое и родится от Пречистой Девы Марии и будет на земле великий пророк, и нас с Богом-Отцом примирит, и к нам на жеребяти-осле приедет, из темноты отцов изведет и людей заблудших обратит, и себя самого за грехи всех верующих в него отдаст».
Л ю б и к а: «Придет день светлости и разгонит все темности, за все грехи вселенной будет дан новый дар. Бог превечный воплотится, от Девы чистой родится, от сосцов ее вскормлен будет, немых уста отворит и слепым даст прозрение, храмы Божии разоренные восстановит, когда его подвигнут к тому, он во веки от того не откажется».
И еще десять сивилл о том же много поведали. И, наконец, сам бог Аполлон однажды сказал всем во всеуслышание: «Один меня понуждает превечный, который есть свет-трисветлый, непострадавший он Бог есть. И не божество пострадает, но плоть, ибо он есть смертен плотью, а нетлению чужд; он есть Бог, терпящий страдание от смертных: крест, досаду, погребение».
Так передавали нам в своей науке софисты и философы. Так говорил здесь в древние времена один престарелый мудрец, по сказанию коорого и воздвигнут этот храм неведомому Богу, о котором так много говорили различные мудрецы и сивиллы, но постигнуть его они не могли из-за своего многобожия».
Едва только успел Дионисий закончить речь свою, которую Аполофан слушал с великим вниманием, как вдруг во время полудня солнце померкло и полная луна стала много мрачнее солнца, и непроницаемая ночная тьма охватила землю. И тьма держалась три часа, и земля страшно тряслась. День превратился в ночь, так что два друга Дионисий и Аполофан не могли видеть друг друга и не знали, куда идти. Стояли они в страхе у дверей того храма. Потом как в мгновение ока темнота стала быстро исчезать, и опять засияло солнце по-прежнему.
Тогда Дионисий сказал с великим страхом своему другу Аполофану: «Или Бог всего мира страждет, или мир сей видимый скончевается!» На это Аполофан ему отвечал: «Не без причины в такое время поведал ты мне о неведомом Боге. Сейчас время уяснить причину такого события!»
«Точно так же было и у нас в Великом Словенске, продолжал Мунга, и на особицу в это время пали ниц на землю все наши каменные и деревянные боги и разбились вдребезги. Это дивное явление природы не могли объяснить нам жрецы наши, доколе не пришел к нам некий странный, который сказывал нам, что в это время точно Бог-Творец неба и земли страдал и умер, распятый на кресте».
Князь Дометий, слушая такие рассказы старца Мунги-Германа, наконец спросил его о его дедине-отчине, и давно ли он обитает на этом острове, и почему старец, живущий на берегу реки Вислы и пославший его к Мунге, знает его.
На это старец Мунга отвечал ему так: «Желал бы я навсегда забыть свою дедину-отчину, что я почитаю бахвальством. Но ради пользы иных расскажу тебе, князь, о роде своем».
И он начал рассказ свой следующим образом.