Раннесредневековая точка на карте (страница 5)

Эти находки браслетообразных сомкнутых височных колец еще не могут быть основанием для славянской атрибуции тушемлинско-банцеровской культуры, но, очевидно, определяют присутствие в V-VII вв. в среде днепровских балтов славянского этнического компонента. Если речь о 5 веке, то стоит помнить и об Аттиле. Аттила и Хольмгардия

Об этом свидетельствуют и материалы домостроительства. На поселениях тушемлинско-банцеровской культуры обнаруживается несколько типов жилых построек. Это полуземляночные жилища с печами-каменками, характерные для венедов-антов. 

Со славянами северного ареала более связаны элементы наземного домостроительства. Среди наземных жилищ тушемлинско-банцеровской культуры выявляется три основных типа. На поселениях Кислое 2, Жабино, Городище и Некасецк открыты наземные столбовые жилища, а на городище Демидовка и селище Устье - длинные многокамерные строения столбовой конструкции. Отопительными сооружениями в этих постройках были простые ямные очаги, иногда обложенные по периметру камнями. В Банцеровщине, Демидовке, Тушемле, Устье и других памятниках открыты также каменные очаги, а на поселении Городище исследован глиняный очаг с вмазанными камнями. Располагались очаги обычно посредине жилища или около одной из стен. Эти постройки безусловно принадлежат к местному домостроительству. К славянским жилищам относятся постройки третьего типа - срубные с типично славянским интерьером. Отопительные сооружения (печи или глиняные очаги) занимали один из углов жилищ. Остатки таких домов исследовались на поселениях Дедиловичи, Городище, Ревячка и Узмень. 

Население Верхневолжья и Москворечья, по всей вероятности, в некоторой степени было родственно населению тушемлинско-банцеровской культуры. Об этом наряду с особенностями домостроительства и вещевым инвентарем говорит керамический материал. Анализ глиняной посуды Щербинского, Троицкого и Неждинского городищ выявляет весьма интенсивные связи с Верхним Поднепровьем. Близость керамических форм дает основание полагать наличие в позднедьяковской и тушемлинско-банцеровской культурах родственных этнических компонентов, что обусловлено прослеживаемым археологически движением групп верхнеднепровского населения в западные районы дьяковской культуры, имевшим место еще в первой половине I тыс. н.э.  

Примерно с VII в., по наблюдениям А.Е.Леонтьева, в Волго-Клязьменском междуречье происходят принципиальные изменения в системе расселения. Исчезают небольшие городцы (крепости), им на смену приходят неукрепленные поселения более крупных размеров, приуроченность которых к пойменным лугам уже не прослеживается. Возрастает численность и плотность населения. Ведущую роль в экономике стало играть земледелие: основная часть поселений тяготеет к участкам с наиболее плодородными почвами. Новая система расселения остается неизменной и в средневековый период. Ее никак нельзя связывать с одной мерей, сохранившиеся островками в Северо-Восточной Руси поселения мери ("мерские станы") первых веков II тысячелетия характеризуются иными топографическими особенностями. 

Очевидно, под влиянием славян, расселившихся в земле мери, какая-то часть местного населения стала тоже носить браслетообразные височные кольца, но они несколько отличались от славянских - завершались втулкой на одном из концов и заострением на другом . Другого объяснения появления браслетообразных колец среди мери найти не удается. 

Обычай ношения браслетообразных височных колец распространился и на регион Средней Оки. В середине I тыс. н.э. Рязанское Поочье принадлежало какому-то племенному образованию, хорошо известному по культуре рязанско-окских могильников . Анализ материалов этих памятников выявляет в составе населения этого региона две этнокультурные группы. Одна из них принадлежит аборигенному поволжско-финскому населению, вторая - переселенцам из верхнеокского бассейна . 

Славянское расселение раннего средневековья, по-видимому, протекало порой скачкообразно. Сравнительно небольшие группы славянского населения, оторвавшись от основного массива соплеменников, иногда заходили довольно далеко. В Среднем Поволжье памятниками, свидетельствующими об этом, являются Безводнинский могильник и поселения с могильником у с. Попово на Унже. 

Определить, какие этноязыковые процессы имели место в ареале тушемлинско-банцеровской культуры, не представляется возможным. Местные племена днепровских балтов, по-видимому, численно превосходили население, представленное браслетообразными височными кольцами, поэтому об активной славизации аборигенов говорить преждевременно. В VIII в. на территории Полоцкого Подвинья и Смоленского Поднепровья вторглись новые группы славянского населения. В результате началось формирование смоленско-полоцкой группы кривичей, в состав которых в условиях ассимиляционных процессов включились местные днепровские балты. 

Славянское население, осевшее в начале средневековья в Верхневолжском регионе и в части Волго-Окского междуречья, постепенно славянизировало местные финноязычные племена и стало ядром-основой древнерусского населения Северо-восточной Руси. В IX-Х вв. славяне - носители браслетообразных височных колец расселяются к северу, вплоть до южных берегов Белого озера. 

Рассматриваемая группировка славян с включением финно-угров и балтов, следами расселения которой являются браслетообразные сомкнутые височные кольца, первоначально не знала курганной обрядности, поэтому обнаружение ее погребальных древностей затруднительно. Прослеживаемые по курганам X-XIII вв. миграции в Волго-Окское междуречье словен новгородских с северо-запада и кривичей из Верхнего Поднепровья были вторичными волнами славянских перемещений, принесшими сюда курганный обряд погребения. Они в той или иной степени только пополнили население Ростово-Суздальской земли. 

Грунтовые могильники X-XIII вв., функционировавшие в  ареале браслетообразных сомкнутых височных колец параллельно с курганными, нужно полагать, являются реликтовыми некрополями славян первой волны расселения в землях Северо-Восточной Руси. Н.А.Макаров отметил, что на Русском Севере имеются регионы, заселенные русскими жителями, где обычай насыпать курганы не был известен, и что курганный обряд не был единственной формой погребального ритуала Северной Руси . По В.В.Седову, в XI-XIII вв. население Северо-восточной Руси было уже в значительной степени метисным, поэтому простое отнесение грунтовых могильников к славянам ранней миграционной волны, а курганных кладбищ к более поздним этапам славянской колонизации представляется абсолютно неправомерным. В это время славяне - носители браслетообразных сомкнутых височных колец хоронили умерших как по бескурганному обряду, так и в курганах. 

В научной литературе обращено внимание на отсутствие преемственности между антропологическим строением средневекового населения, известного по курганам Северо-восточной Руси, и современным русским населением той же территории. Различия касаются весьма существенных особенностей как черепной коробки, так и лицевого скелета [93]. Высказанная антропологами в этой связи догадка о возможности мощных притоков славянского населения в эти края в послемонгольский период не находит каких-либо подтверждений. Все становится ясным, если признать, что ядром великорусов было славянское докурганное население, освоившее земли Волго-Окского междуречья еще в третьей четверти I тыс. н.э. 

Восточновеликорусские говоры междуречья Волги и Оки, согласно последним акцентологическим изысканиям лингвистов, принадлежат к четвертой группе. "Диалекты этой группы ввиду сугубой архаичности их акцентной системы не могут быть объяснены как результат вторичного развития какой-либо из известных акцентологических систем, а должны рассматриваться как наиболее раннее ответвление от праславянского; этнос носителей этого диалекта представляет, по-видимому, наиболее ранний восточный колонизационный поток славян" [94]. Достаточно ранняя изоляция этого диалекта, как полагают исследователи, препятствовала распространению "долготной" и "краткостной" оттяжек, свойственных другим первоначальным диалектным группам праславянского языка. Изложенное выше полностью коррелируется с этим выводом лингвистов. Нельзя не обратить внимания и на то, что распространение браслетообразных сомкнутых височных колец XI-XIII вв. в значительной степени соответствует регионам говоров четвертой акцентологической группы [95]. 

Этноним славянской группировки, расселившейся в междуречье Волги и Оки около середины I тыс. н.э., нам неизвестен. Весьма вероятно, что в период становления Древнерусского государства это племенное образование называлось мерей. Этноним проживавшего на этой территории поволжско-финского племени, был, как это нередко наблюдается в древней истории, перенесен и на пришлое население. Во всяком случае, когда летописец писал, что "перьвии насельници в Новегороде словене в Полотьски кривичи, а в Ростове меря..." [96], он имел в виду, по всей вероятности, славян, занявших земли мери, а не финноязычное население этого края. 

Итак, население, расселившееся около середины I тыс. н.э. на широких пространствах лесной зоны Восточноевропейской равнины, широко использовало в качестве украшений браслетообразные височные кольца. Возникает вопрос: где проживали предки этого населения, где находился регион более раннего распространения таких колец? Однако такого региона пока выявить не удается. Видимо, нужно полагать, что обычай ношения браслетообразных височных колец получил относительно широкое распространение среди характеризуемой праславянской группировки уже в новых местах проживания. Фрагментарные находки бронзовых проволочных колец большого диаметра, которые могли бы послужить основой для браслетообразных височных украшений рассматриваемого здесь типа, обнаружены в отдельных памятниках III-IV вв. бассейна Вислы [99]. 

В VIII-IX вв. преимущественно в северной части территории тушемлинско-банцеровской культуры получают распространение длинные и удлиненные курганы, получившие в литературе название смоленско-полоцких (рис. 65). Они заметно отличаются от псковских длинных курганов и составляют особую группу погребальных памятников, и даже отдельную археологическую культуру [100]. Вместе с тем, смоленско-полоцкая группа длинных курганов образует общий ареал с псковскими длинными курганами, указывая на какую-то взаимосвязь этих погребальных памятников. 

Смоленско-полоцкие курганы не имеют в основаниях зольно-угольных прослоек, образуемых от предварительного очищения огнем площадки, избранной для сооружения погребальной насыпи, что характерно для псковских валообразных насыпей. Это вполне объяснимо, поскольку, как отмечалось выше, эта особенность обрядности была унаследована от местного прибалтийско-финского населения, а на территории смоленско-полоцких курганов дославянским населением были племена днепровских балтов. Отличаются смоленско-полоцкие курганы от псковских и по своим размерам: длина их не превышает 30 м, а большинство имеют в длину 10-20 м. Но самым существенным различием является наличие в захоронениях рассматриваемых памятников своеобразного инвентаря, включающего предметы женского головного убора типа летто-литовских вайнаг, полусферические бляхи, проволочные биэсовидные украшения, трапециевидные и грибовидные привески, костяные привески в виде птичек. 

Рис. 65. Распространение новгородских сопок и длинных курганов смоленско-полоцкого типа а - могильники с сопками; б - могильники со смоленско-полоцкими длинными курганами. Ареалы: в - псковских длинных курганов; г - тушемлинско-банцеровской культуры; д - мощинской культуры; е - вятичей (VIII в.) ; ж - роменскои культуры 

Все эти украшения имеют многочисленные аналогии в балтских древностях более западных территории и идентичны находкам из грунтовых могильников тушемлинско-банцеровской культуры типа Акатова-Узмень. Появление их в захоронениях длинных курганов Смоленской и Полоцкой земель может быть объяснено только тем, что местные балты приняли непосредственное участие в генезисе населения, оставившего эти памятники. Следует иметь ввиду, что балтские вещи встречены в сравнительно небольшом числе захоронений, в то время как большинство их является безынвентарными. 

Вещевые материалы смоленско-полоцких длинных курганов дают надежное основание для датировки захоронений VIII-IX вв. Лишь на окраинах ареала этих памятников встречаются отдельные захоронения, которые могут быть отнесены к Х в. В целом же переход от погребений в длинных курганах к трупосожжениям в круглых (полусферических) насыпях в Полоцком Подвинье и Смоленском Поднепровье, как и в Псковской земле, приходится на IX столетие. В Смоленско-Полоцком регионе в круглых курганах с захоронениями по обряду кремации, пришедших на смену длинным, также встречаются вещи балтских типов, но количество погребений с таким находками заметно уменьшается, отражая процесс постепенной славизации днепровских балтов. 

В этнографическом введении Повести временных лет указывается, что кривичи обитали "...на верхъ Волги, и на верхъ Двины и на верхъ Днепра, их же градъ есть Смоленскъ" [102]. Тот же источник под 862 годом отмечает, что "перьвии насельници...в Полотьски кривичи" [103], а полочане происходят от кривичей [104]. В Ипатьевской и Воскресенской летописях полоцкие князья именуются кривичскими [105]. Из летописной легенды о призвании на княжение варягов очевидно, что Изборск стоял в кривичской земле, а в Архангелогородском летописце сохранилось прямое известие об Изборске как кривичском городе [106]. Поэтому в научной литературе укоренилось мнение, что Псковская земля была частью кривичского ареала. В пользу этого говорит и то, что латыши до сих пор называют всех русских термином, производным от этнонима кривичи (krievs). Латышские племена непосредственно соседили только со славянами-кривичами, и этот этноним позднее был распространен ими на все русское население. Основная же часть пограничья латышских племен со славянами приходится на ареал псковских длинных курганов. Кривия (Кривейя)

Псковскую землю со Смоленской и Полоцкой объединяют также языковые материалы. Ныне псковские говоры относятся к переходным, сложившимся в условиях тесного взаимодействия наречия, ставшего севернобелорусским, с северно-великорусским [107]. При этом языковые особенности, связывающие псковские говоры с говорами других кривичских земель, получили в Псковской земле самое последовательное распространение. 

Можно полагать, по В.В.Седову, что в конце I и в начале II тысячелетия отчетливого рубежа между псковскими и смоленско-полоцкими территориями еще не было. Формирование южной границы псковских говоров, то есть пучка изоглосс, отделяющего их от севернобелорусского диалекта, специалистами датируется временем Великого Литовского княжества [108]. В последнее время кривичские говоры, включающие "псковский диалект" и "смоленский диалект", были объектом обстоятельного изучения С.Л.Николаева [109]. 

Имеются все основания рассматривать ареал длинных курганов как территорию кривичей, разделившихся уже на ранней стадии на две группы - псковскую и смоленско-полоцкую. Распространение псковских длинных курганов в восточном направлении до бассейнов Мологи и Чагодощи нисколько не препятствует считать эти памятники кривичскими. Как показано ниже, Ильменский регион в VIII-IX вв. был освоен племенами культуры сопок, включившими в себя и более ранних славян - носителей культуры псковских длинных курганов. Таким образом, эти земли оказались исключенными из кривичского ареала. 

История кривичского населения Смоленско-Полоцкого региона была более сложной, чем казалось до недавнего времени. В VIII-IX вв. в этих землях наблюдается инфильтрация новых групп славянского населения, вышедших, по всей вероятности, из далеких Дунайских земель. 

В состав женского головного убранства населения, оставившего смоленско-полоцкие длинные курганы, входили оригинальные височные кольца. Они проволочные, диаметрами от 5 до 10 см, с пластинчатыми расширениями на заходящих друг на друга несомкнутых концах, обычно завершающихся крючкообразно. Плоские части их орнаментированы нарезными зигзагообразными линиями ( рис. 66:7 - 2,6- 8 ). В единичных случаях на пластинчатых частях делались небольшие отверстия, через которые продевались тонкие проволочные колечки с трапециевидными пластинчатыми привесками. 

Рис. 66. Проволочно-пластинчатые и лунничные височные кольца 1 - Заозерье; 2 - Дроково; 3 - Юдовская Вас; 4 - Жминья; 5 - Флашберг; 6 - Шугаилово; 7 - Арефино (1, 2, 6, 7 - Смоленская земля; 3-5 - Среднее Подунавье) единичных памятниках более северных территорий (рис. 67). 

Одно височное кольцо рассматриваемого типа происходит с городища Камно под Псковом, где оно найдено в слое, датируемом VIII-IX вв. [110]. Фрагмент такого же украшения с зигзагообразной штихельной орнаментацией обнаружен и в отложениях второй половины I тыс. н.э. Псковского городища. Обломок аналогичного кольца с характерным ребром посредине пластинчатой части и завитком на конце происходит из слоя Х - начала XI в. Городища под Великими Луками [111]. Еще две находки рассматриваемых украшений встречены в Старой Ладоге.

 

Рис. 67. Распространение проволочно-пластинчатых и лунничных височных колец 

Памятники: а - с находками проволочно-пластинчатых колец; б - с находками лунничных колец дунайского происхождения; в - с находками лунничных колец, производных от дунайских. Ареалы культур: г - псковских длинных курганов; д - смоленско-полоцких длинных курганов; е - новгородских сопок; ж - вятичей (VIII в.); з - роменской

1 - Старая Ладога; 2 - Псков; 3 - Камно; 4 - Ржева Пустая; 5 - Городок на Ловати; 6 - Ермошино; 7 - Дорохи; 8 - Бальмонт; 9 - Вусце; 10 - Рудня; 11 - Глинище; 12 - Пирчупяй; 13 - Заозерье; 14 - Шугайлово; 15 - Слобода; 16 - Дроково; 17 - Акатово; 18 - Хотьим; 19 - Василевшина; 20 - Колодня; 21 - Цурковка; 22 - Слобода-Глушица; 23 - Городище; 24 - Арефино

Другим слагаемым элементом в оформлении височных колец населения культуры смоленско-полоцких длинных курганов, по всей вероятности, были лунничные украшения. Серповидные пластинчатые расширения смоленско-полоцких височных колец - не что иное, как подражание лунничным височным кольцам, бытовавшим в Дунайских землях [119]. С последними височные кольца из смоленско-полоцких длинных курганов роднит и зигзагообразная штихельная орнаментация, и крючкообразные завершения.

Источники: hrono.inforu.wikipedia.orgrussika.ru,ufo-com.netnostratic.ru

Страница 1234, 5, 678910